– Рядовой Фишер, господин полковник! Подносчик патронов в пулеметной команде!
– Подносчик…
Что значил весь этот цирк – понять было сложно. Я надеялся, что собак повесят на меня, а ребят оставят в покое. В конце концов – Бероев никогда не давал своих людей в обиду…
Инспекция отправилась в штаб бригады, и у ворот комбриг чуть отстал и подозвал меня к себе:
– Дерьмо попало на вентилятор, поручик. Я ничего не мог сделать… Зайдешь ко мне вечером?
– Так точно…
– Да не козыряй ты… Зайди просто и всё.
На меня действительно кто-то капнул. Мало ли было в нашей армии подразделений подобных моему? По большому счету новая Имперская армия находилась в процессе рождения, превращаясь из ополчения и добровольческих формирований в настоящую военную машину. Так что шли они специально в мою роту, и генерал этот был назначен в инспекцию специально.
Бероев рационально рассудил, что раз им нужна моя голова, то подставлять всю роту – дело последнее.
– Я задним числом оформил приказ о переводе тебя в войска ПВО. Они ничего не смогут сделать, это не их зона ответственности – другой корпус, понимаешь ли. Там командиром мой старый товарищ, примет, устроит…
– Да какое я отношение…
– В охранение. За зенитчиками глаз да глаз нужен!
Что ж, это было приемлемо. Зенитчики – не сортиры в конце концов. Несмотря на то, что боевые действия еще велись, и почти треть территории Империи была под синими – в целом всем было ясно, что мы их додавим. Слишком сильно они достали людей, когда взяли власть, и слишком много густонаселенных и промышленно развитых районов потеряли в первый год, когда имперцы восстали. Так что досидеть войну в охране зенитных батарей – это была вполне внятная перспектива.
– С ребятами жалко расставаться…
– Бог с тобой, поручик, разрешаю взять с собой хоть целое отделение – у них там страшный дефицит людей с боевым опытом. Аскеров прямо об этом просил, а я ему многим обязан… Может даже желающие в роте будут – ты спроси, мало ли?
Я возвращался в роту, думая, как донесу новости до своих людей. Их разбросают по другим подразделениям – Бероев ценил моих бойцов и хотел оставить в своем полку, но сохранить шестую в прежнем составе не мог. А меня отправят куда Макар телят не гонял – зенитчиков охранять.
Рота ждала меня в парадном строю всё это время. Всё время пока я был в штабе они стояли на плацу с развернутым знаменем и ждали! Вишневецкий командовал парадом.
– Р-равнение на-а командира! Равняйсь! Смир-р-на-а!
Что уж там, это было красиво!
– Вольно, друзья! Вольно… Вот что я вам скажу. Бероев нас прикрыл! Вы остаетесь в полку, я остаюсь поручиком. Но служить нам больше вместе не придется.
По строю прошел шепоток. Я снял фуражку и зачем-то хлопнул ей по ноге:
– У меня новое место службы – войска ПВО. Какая-то глушь, вроде как. Им там нужны обстрелянные бойцы – разбавить новобранцев в охране. Полковник сказал, что направит туда целое отделение под моим командованием. Добровольцы – шаг вперед!
Рота единым порывом качнулась в мою сторону.
Ей-Богу, мне пришлось делать вид что порывом ветра в глаза нанесло песку. Хотя штиль стоял мертвый.
Ипатьево – так называлась эта глушь, оказавшаяся совсем не глушью. Деревенька в двадцати верстах от самой столицы, в густом лиственном лесу. Мы на полуторке Парамоныча притащились туда поздней ночью, и найти дорогу в зенитную часть не было никакой возможности – секретность, мать её!
– Как-то во время войны первый император проверял посты вокруг своего лагеря, – вещал с умным видом унтер-офицер Демьяница. – И наткнулся на солдата, который был на посту пьяным. Свитские хотели примерно наказать служивого, но император был в хорошем расположении духа и сказал: " Оставь его!" Поэтому деревня, которую мы проезжали час назад называется Астафьево.
– А Ипатьево почему? – поинтересовался Фишер.
– А когда его величество застал того солдата пьяным второй раз, он скомандовал свитским…
Что он скомандовал свитским, мы так и не услышали, потому что въехали в деревню, и тут же увидели сидящих у колодца солдат. Они вскочили, а потом нам на встречу вышел офицер в темных очках – ночью! Я с большим удивлением и огромной радостью узнал своего знакомца – лейб-акустика Марка Вознесенского.
– Марк, дружище, какими судьбами?! – я выскочил из кабины и обнял товарища.
– А это и есть мое место службы! Когда у нас судачили о новом начальнике охраны, я всё пронюхал и узнал, что это будешь ты. Вот, напросился встречать. Думал, тебе будет приятно встретить знакомого человека в этих дебрях…
– Ну, как выясняется, не такие и дебри… Еще как приятно! Давай, командуй куда идти, поводырь! – и мы рассмеялись.
– Машину придется оставить здесь, заберем ее днём. Деревенские присмотрят.
– Как скажешь, – развел руками я.
Бойцы попрыгали из кузова и вытащили снаряжение. С этим мы, конечно, слегка переборщили – вахмистр Перец сумел упереть даже один ручной пулемет – из неподотчетных трофейных.
Мы шли по лесной дорожке, один из солдат-зенитчиков вел Вознесенского за руку, и, кажется, лейб-акустик совершенно не переживал по этому поводу. Вдруг он остановился и поднял руку вверх. Мы тут же присели, осматриваясь.
– Что-то неладно на батарее… – сказал он. – В это время прапорщик Бачура обычно слушает патифон, а сейчас – никакой музыки.
– Лемешев, Демьяница – осмотритесь вокруг! Тингеев – вперед по дорожке, только тихо, как мышь!
Матерые вояки-унтера скрылись в подлеске, Тингеев по-пластунски, как змея, скользнул вперед.
– А молодцы они у тебя! – одобрительно прошептал Марк. – Могут!
Наконец, вернулся Тингеев.
– Часовые-то совсем мертвые, однако!
Зенитчики переглянулись, а Вознесенский вдруг встал, замер и с какой-то особой злостью проговорил:
– Да там ребят режут!
С фланга раздалась частая пальба – я узнал карабин Демьяницы и винтовку Лемешева.
– Оружие к бою, вперед, вперед! – моим бойцам не требовалось лишних команд.
Я выхватил из кобуры револьвер, и мы побежали к батарее.
Фигуры в темных мешковатых одеяниях как раз занимали позиции на КПП, когда мы начали палить в их сторону. Вахмистр Перец и Фишер синхронно рухнули прямо на дорожку, и я уж было подумал что пулеметчиков достали, но они сноровисто изготовили ручник к стрельбе и открыли огонь.
Мы выцеливали мешковатые фигуры, стоя за деревьями, и палили по ним как в тире – электрический фонарь над бетонным командным пунктом давал неплохую подсветку, а вражеские диверсанты, видимо, просто растерялись.
Мы прикончили троих, и ринулись через проходную. Мигнул и погас фонарь.
– Они внутри! – без тени сомнения заявил Марк.
Я увидел у него в руках два автоматических пистолета и несказанно удивился. Слепой с пистолетами?
– Наших там живых нет, – сказал лейб-акустик. – Швырните гранату, а потом просто запустите меня внутрь.
Увидев мое недоумение, один из зенитчиков сказал:
– Не сомневайтесь, господин поручик. Он знает, что делает.
Знает – ну и ладно. Взрослый человек, в конце концов.
Мои пехотинцы рассредоточились по территории батареи, прикрывая друг друга. Я, Панкратов и зенитчики подвели Вознесенского к командному пункту. Панкратов чуть приоткрыл металлическую дверь и катнул туда ребристую "лимонку". Грохнуло, и я увидел, как Марк поморщился. Через секунду он уже был внутри. Раздалась частая стрельба, а потом голос лейб-акустика:
– Тут всё, можно входить.
Еще четыре трупа в темных маскировочных костюмах и Марк с дымящимися пистолетами – вот что мы увидели.
– Это как это вы так, господин лейб-акустик? – ошарашенно оглядывался Панкратов.
– Стрельба на звук! – немного самодовольно проговорил Марк. – Тут главное быть уверенным, что никого из своих поблизости нет.
На улице раздалось еще несколько выстрелов, а потом в командный пункт вбежал Лемешев и, осмотревшись, даже присвистнул: